Дашулька сидела на лекциях и тихонько скучала. Учёба давалась ей без особого труда, тем более, что её отец здесь раньше преподавал. Прогуливать занятия она тоже не имела возможности, поскольку каждый раз её привозил и увозил автомобиль представительского класса, выданный посольством. Конечно же у неё был парень, который учился с ней в одной группе. Их родители работали вместе, а люди такого ранга умеют сватать своих детишек, чтобы они не путались по разным углам с кем попало.

Вся эта мгимошная тусовка жила своей, непонятной многим, жизнью, а Даша находила её скучной. Она даже пыталась расстаться со своим парнем, потому что у него был свой круг интересов, да и в сексе их мало что объединяло. В основном это была классика 3—4 раза в неделю по 3—4 минуты безо всяких там изысков и лишней романтики. Однако родители посоветовали ей не принимать поспешных решений и не рвать отношения с Андреем. Конечно же, когда его не было она удовлетворяла себя сама при помощи фаллоимитатора, любезно приобретённого близкой подругой в секс шопе. Сама она не хотела светить своё личико в подобного рода заведениях, да и подруга эта была тщательно законсперированной бывшей одноклассницей.

Такая жизнь казалась ей невыносимым адом, поэтому мастурбируя тихонечко по ночам, она представляла, как её связанную насилуют в гараже люди в масках. Эта гипертрофированная форма являлась следствием невозможности выхода неуёмной сексуальной энергии юной девушки. Ей хотелось трахаться как на канале дискавери, чтобы это было по-животному. Она даже пыталась как-то взять инициативу в свои руки с сыночком посла, с которым встречалась, но тот, шокированный поведением Дарьи, начал вырываться.

— Ты что, дура что ли совсем?! Ты же меня так затрахаешь. Изнасиловать меня хочешь? Смотри, поцарапала меня всего.

— Андрюша, я не хотела. Извини. Просто мне вдруг так хорошо стало. Я хотела тебя взять, и не отпускать, чтобы ты сношал меня, как паровой молот...

— Дашка, да тебе лечиться надо, — поставил диагноз задохлик и ушёл, хлопнув дверью.

Она забилась в угол своей шикарной квартиры и начала тихо подвывать. Ей вдруг стало так жалко себя от того, что ей не кому пожаловаться, потому что одни не поймут, а другие засмеют. Подруги у неё были тоже все на понтах с правильной, как она говорила, «послиной» распальцовкой. В тех кругах, где она вынуждена была вращаться, не принято делиться своими чувствами, несбывшимися надеждами, неудовлетворёнными желаниями и прочей сопливой гадостью. Она просто плакала и не знала, что ей делать.