Чем старше становишься, тем яснее и отчетливее представляются воспоминания детства. Бывает, что навеянное какой-либо ассоциацией, прямо как кинокартина всплывает в глазах пережитое в нежном возрасте событие, трепетное, веселое или печальное, но всегда волнующее душу, потому что воспоминание возвращает нас в давно ушедший мир детства.

Как-то, проходя по дачному поселку к своему участку, я увидел сквозь штакетник чужого сада мальчика и девочку, лет по десять - по двенадцать, они играли в бадминтон. Вдруг девочка поймала волан, положила на землю ракетку и крикнула:

- Стоп игра! Подожди, я сейчас! Только не подглядывай за мной!

Она скрылась за кустиками возле забора. Мальчику видно не было, а я сквозь листву и планки штакетника увидел, как она приподняла свою юбчонку, сдернула трусики и присела по малой нужде. Дети часто, увлекшись игрой, терпят до последнего, до тех пор, что уже нет мОчи добежать до сортира.

И тут мне припомнилось, что когда я был маленьким, у наших соседей по участку росла дочка на год младше меня. Ее звали Аня. Наши родители ездили на работу прямо с дачи, а нас оставляли на попечение Аниной бабушки, которая обычно весь день дремала в кресле на веранде. Мы с Аней играли в нашем саду.

Как-то раз мы вот так же заигрались, и Ане приспичило пи-пи. Она, не стесняясь меня, тут же задрала платьице (трусиков на ней не было), присела и пописала прямо на дорожку. Я с любопытством смотрел на журчащую, льющуюся из маленькой щелки золотистую и сверкающую на солнце струйку. Струйка была не такая как у меня, круглая, похожая на шнурок. Она вырывалась оттуда плоской, похожей на ленточку, а потом как бы перекручивалась и, расширяясь книзу, с брызгами разбивалась о землю.

По дорожке побежал ручеек, собираясь в лужицу, которая все больше растекалась на твердом грунте. Мне было интересно, замочит ли она свои сандалии. Нет, не замочила. Струйка становилась тоньше, потом превратилась в капельки, потом, пульсируя, вырвалась еще несколько раз и все.

Аня поднялась, одернула платьице и лукаво посмотрела на меня.