Щаз мы ему вывернем все, что можно, а особенно то, чем он посмел обидеть девушку. Слова мои понятны: при виде девушки в таком состоянии возникает первая мысль - изнасиловали. И хотя эта статья прокурорская и расследует ее прокуратура, но за то, что допустили ЧП, папики с большими погонами самого изнасилуют в извращенной форме. А у меня сексуальная ориентация традиционная и мне такое извращение не по нутру. А девочка все тянет, как на буксире. И при этом приговаривает: " Солдатик, пойдем со мной!

Не думай, я не блядь! У меня парень в Армии. А сегодня восьмое марта. Пойдем со мной, он не обидится. Знаешь, как мне плохо? Мне надо, мне хочется!" До тупенького мента стало доходить, что никто никого не насиловал, что просто в праздник девушке стало горько и тоскливо, что она просит, даже умоляет о помощи. И ведь не к кому-то обратилась. Видимо форма ввела ее в заблуждение, что я не солдат. Но стало как-то горько и гадко на душе от того, что таким вот девушкам, не гуленам, нормальным, приходится проводить праздник одним.

И где он, ее солдатик? Прости, солдат, но это не измена с ее стороны, это крик, даже вопль о помощи. И во мне она видит не просто мужика, способного удовлетворить ее телесную тоску, нет, она видит тебя. И больше чем уверен, даже называть меня будет твоим именем.

Паша въехал в ситуацию моментом. Старше меня и намного опытнее, больше повидавший в жизни, забрал у меня пистолет, сказал, что отмажет и отпустил с Богом. Строго наказал не бросать девчонку одну ни в коем случае.

Пришли к девушке домой. Мы не знакомились, мы даже толком пары слов не произнесли. Толькозашли в квартиру, она сорвала с меня шапку, зашвырнула ее куда-то и вцепилась в меня, впилась в губы и так, не отрываясь, потащила за собой. По дороге освободился от шинели, снял с нее пальто, уронил все это на пол. Девушка дотянула меня до кровати, опрокинулась на спину, потянула и меня. Ласково, нежно стал раздевать ее. А у самого настроение - вроде обманываю ребенка. Тьфу! Но целует она жарко, жадно.