В Колобка мы уже играли. Как-то само собой получилось. Любимый в тот вечер свой постельный долг уже исполнил — он человек обстоятельный, обязанности свои крепко знает — и спать завалился. А раз мне не спалось, я, естественно, приставать начала. Мужчина мой сопротивлялся и в стороночку от меня откатывался, пока в стенку носом не упёрся. Тут-то я его и заловила:

— «Колобок, Колобок! Я тебя съем», — и за задницу зубами ухватила.

— «Дура! Больно же! — прошипел мой милый, — Дай поспать!»

— «Неправильный ответ!» — я продолжила. Больно ему! А мне легко? Попа у милого хоть и кругленькая да румяненькая, но твёрдая, и кусать её как-то несподручно.

Любимый уже орал в голос и ругался неприлично. Перевернулся на спину, за волосы меня ухватил, рукой машет, типа, щас врежу. Ага, уже боюсь! Как будто я не знаю, что уж рука-то у него на меня точно не поднимется. И потом руки его меня в тот момент не особенно интересовали. Поэтому я полезла к тому, что интересовало и обещало подняться — ротиком поработать. Присосалась как моллюск, аж слёзы текут. Лежу, причмокиваю, не забывая в перерывах приговаривать:

— «Съем я тебя, Колобок! Ой, съем!»

Вы не представляете, как я обрадовалась, когда услышала:

— «Не ешь меня, Заинька! Давай лучше попрыгаешь, у меня тут морковка где-то была».

Короче уболтала я роднульку свою на подвиги: и на «морковке» прыгала, и по собачьи, в смысле по волчьи, меня драли — и раком, и сраком, и в диван укатывали... После четвёртого захода, когда рыжую бестию ещё и языком убть пришлось, любимый заметно сдулся, лёг на спину и вырубился так, что если б я ему чего-нибудь всё-таки отгрызла, вряд ли бы заметил. Короче привалилась я к нему и заснула счастливая, пообещав себе, что в следующий раз...

*******