***

Три месяца спустя

Ну, здравствуй, дневничок, здравствуй, мой хороший.

Не повезло тебе со мной: забываю писать. Да и некогда.

Очень коротко о главном. Когда я пришла тогда к нему - он стал кричать:
- Где ты была? Что с тобой? Я чуть с ума не сошел! Боже, как хорошо, как хорошо, как хорошо, что ты в порядке...

Он держал меня за руку и повторял: «как хорошо, как хорошо... »

А я картинно сняла платок:
- Так. Небольшая стрижка.

Я думала убить его. И убила. Но совсем не так, как хотела.

Он замолчал. А потом стал говорить:
- Боже мой, Хлоя... Никогда не думал, что ты решишься на такое... Боже, как тебе идет! Как тебе идет! Как ты прекрасна... Какая у тебя удивительная голова. Благородной, аристократичной формы... Боже мой, какой образ, какое совершенство...
- Больше не называйте меня Хлоей, - говорю. - Теперь я снова Дуня.
- Дюнья, - повторил он. - Боже мой. Таинственное, изысканное русское имя...

Похоже, для басурманских ушей оно действительно таинственное и изысканное.

Он сразу придумал тогда постановку, которую мы сейчас делаем, с таким вот образом - лысоголовой эпатажной Дюньи. И долго, долго рассказывал мне...

А еще он попросил меня заняться с ним любовью. Именно попросил.

Я отказала.
- А если я попрошу тебя выйти за меня замуж, Дюнья? - спросил он.