а вот сказать смог не сразу – голос дрожал. - Плохо! – капризно надула губы Анька, - Четче говори! Парень молчит. Стоит на коленях, смотрит на нас полными слез глазами, и такую простую фразу сказать не может. - Я жду! – я выразительно помахал ракеткой. - Пожалуйста, выебите мою попку, хозяин! – покорно повторил он уже громче. - Лучше. Слушай, а давай ему клизму шампанским сделаем? – пришла мне очередная идея. Парень побелел весь. - Не надо, пожалуйста! - Тебя кто спрашивает! – рявкнула Анька. Даже я подскочил, - Нет. Нечего грязь разводить. Пусть мне туфлю вылижет. Моего предложения парнишка перепугался так, что прямо на коленях к ней и пополз, не дожидаясь команды. Лижет он, старается, а перед самым носом у него Анькина киска, в которой она пальчиком наяривает. Она ногу на диван поставила, а второй его болтающееся хозяйство попинывает. Я пока они так развлекались, презервативы достал, за смазкой в ванну сходил. Перекинул я его через подлокотник, ткнул носом в кресло, развернув, чтоб Аньке виднее было. Он не сопротивляется, молчит, только всхлипнул, когда я его булочки раздвинул. - Заткини-ка ему все-таки рот, - сказал я. Аньку просить дважды не надо было, она из салфетки такой кляп свернула, как-будто всю жизнь этим занималась. А я ему по попке головкой вожу. Булочки у него гладенькие, крепенькие, дырочка чистенькая, розовая, нежная – сразу видно, что он и правда туда никому не давал. Первый я у него… Меня от этой мысли, как волной накрыло! Надел я резинку, смазкой обильно полил – и себя, и ему шоколадный глаз: мы ж не звери. Парнишка лежит, задок у него так зазывно выпячен, дырочка сжалась… Он только дрожит весь и дышит прерывисто. Я головку приставил и надавливать начал – вижу в зеркале, что он зажмурился. Я сильнее давлю – все равно не идет. - Расслабь попку, - говорю, - так больнее будет. Я на него совсем навалился и толчком еще ускорения придал, так что сразу почти по середину загнал, - а на размер я не жалуюсь. И чувствую, как он подо