Здесь не принято орать во все горло в экстазе, но я чувствую, как напрягаются мышцы, выкручиваемые спазмами, ощущая, как она, прикусывает губы не давая вырваться на волю победному рёву... Но это далеко не конец я собираюсь продемонстрировать ей все «заграничные» штучки кои освоил в большом мире. Укладываю её на спину поперек лавки именно для этого они такие широкие и продолжаю свою приятную работу. Ноги, согнутые в коленях и разведенные в стороны после каждого моего «удара» подлетают вверх, отчего её бюст мягко покачивается вперед-назад, а соски вычерчивают в воздухе замысловатые восьмерки. Мы оба напоминаем взмыленных лошадей, с нас бежит и капает. Пот застит глаза. Я нагибаюсь и, поймав губами сосок, легонько прикусываю его, теребя языком. Этого не выдерживает даже она! Гортанное: «О-о-о... », рвет воздух. Её руки обнимают меня, прижимая к телу, и сквозь стоны рвется: «Да что же ты делаешь нелюдь!», и тут же я ощущаю, как её скручивает подо мной, как волны удовлетворения пересекают ее живот, как дрожат и дергаются бедра и ягодицы.

Я еще не готов, но останавливаюсь и медленно покидаю ее пульсирующее лоно. Начинаю целовать губы, лицо, шею спускаясь, все ниже. Наконец добравшись до сосков, играю и ими. Она все еще дрожит в прострации, нервными движениям гладя мою голову. А я, перемещаясь уже к животу. Вот мой язык погрузился в пупок. Она охает. А я, уже опустившись на колени, приникаю губами к ее прелестям. Мой язык врывается в её лоно, вылизывая и выглаживая каждую имеющуюся там складочку! Крик, долгий как день выдавливающий воздух из легких до последней молекулы: «Нет! Ты что! Нельзя... !"Но ее бедра подаются вперед, плотнее прижимаясь к моему лицу, а руки с нечеловеческой силой давят на мой затылок. И уже не дрожь, а настоящий шторм охватывает ее тело. Она бьется как в припадке падучей. Потом крик смолкает, и только сверкают белки широко открытых глаз да трепещут мышцы в попытках выдавить воздух из легких, которого там нет.