За двадцать с небольшим лет, прожитых мною в Риме, я научился равнодушно взирать на богатство и нищету. Да, Рим велик, богат, могуч, в нём есть Колизей, Пантеон, собор святого Петра, множество дворцов, всё это показывают туристам, ведь Рим - просто кладезь для историка и искусствоведа. Здесь время словно остановило свой бег, предоставив людям возможность подумать о непреходящих ценностях, а заодно и о суете и разрушительности всего, что не продиктовано созиданием. Но мне кажется, что жители Рима даже не осознают, в каком божественном месте они живут - копошатся себе, словно скопище муравьёв. А муравью, как известно, безразлично, где ползти - по мраморному ли носу Венеры Милосской или по обыкновенному булыжнику, которым в избытке вымощены улицы города.

В последнее время меня стали одолевать приступы бессонницы. Я уже забыл, можно сказать, когда в последний раз высыпался по-настоящему. Что-то с завидной периодичностью поднимает меня ни свет ни заря с постели, словно невидимая пружина, и гонит на улицу. Может быть, эти прогулки помогают мне лучше осознать самого себя. Я и Вечный город, в эти часы мы можем пообщаться одни, без посредников.

Раннее воскресное утро. В это время на улицах города народу до странного мало. Я прохожу мимо "шнырялы" - подбиральщика окурков, который своим фонариком то тут, то там освещает тротуар в поисках добычи. Человек, существующий тем, что другие выбрасывают - прогорклыми, мерзкими отбросами! Уж не знаю, что на меня нашло, но мне показалось соблазнительным поговорить с этим человеком. Чем не развлечение, чем не новый жизненный опыт? Я подозвал подбиральщика и вручил ему только что раскуренную сигару, ароматную гаванну.

- Спасибо вам, синьор!

Странно, он не стал её докуривать - осторожно понюхал с видом знатока, потом загасил заскорузлыми пальцами и бросил в свою коробку. Я с отвращением взирал на него. Так, ничего интересного: грязный и всклокоченный, неопределённого возраста мужчина с придурковатой ухмылкой на лице. Кажется, своим широким жестом я снискал его расположение.